Logo
Print this page

Не отпуская мгновения. Хайям -затерявшийся во времени.

Не отпуская мгновения. Хайям -затерявшийся во времени.

18 мая 1048 года, когда Солнце и Меркурий были в третьем градусе Близнецов в семье зажиточного ремесленника - палаточника Ибрагима  после двух  мертворожденных  чад раздался долгожданный  плач ребенка. Возможно, это будут первыми и последними слезами великого Гияс ад-Дина Абу-аль-Фатх Омар ибн Ибрахим Хайям Нишапури. Озвучив  всего лишь имя можно было бы и закончить биографию Гияс ад-дина –почетное прозвище « помощник веры», Абу-аль-Фатх – отец Фатха, Омар ибн Ибрахим –Омар сын Ибрагима, Хайям- палаточный мастер (еще одна трактовка стихотворец), если не был бы  он одной из самых ярких и загадочных звезд на человеческом  небосводе.

Если кому-то требуются доказательства о яркости и величии Хайяма, то вы начнете их получать сейчас. Только давайте сразу договоримся,  вы читаете статью не о Хайяме поэте, помешанным на усладе вина и дивных дев. Хотя в чем вас винить? Выйти на улицу и спросить, ну, хотя бы у первых 20  прохожих, кто такой Омар Хайям. Можете не сомневаться, ответ будет один: поэт. О Хайяме поэте мир узнал благодаря Э.Фицжеральту  в  его сочинении «Рубайат  Омар Хайяма» в 1859 г. Роковая историческая ошибка – Хайям - величайший математик и  ученный канул в песках времени. В 1897-1903 гг. года в «Энциклопедическом  словаре» под редакцией  К.К.Арсеньева Омар Хайям предстает как два разных человека  поэт и математик, жившие в одно время. Только ли поэт и математик? – Безусловно, нет! Математик, астроном, физик, поэт, целитель, фармацевт, просвещенный ум, одаренный талантами и один из первых просветителей современной психологии и наук о духовном саморазвитии. Да, именно  так родоначальник психологии. Но об этом чуть позже.

Часто  имя Омар Хайяма  связывают со Средней Азией. И надо признать не безосновательно. Хотя появился на свет он в Нишапуре в Хорасане (совр. Иран) и большую часть жизни провел там, но реализовать полноценно свое призвание он смог именно в Маверанахре. Причина по которой 19 летний гений Хайям оказался в Самарканде до конца не известна, впрочем как и многое другое в его жизни. Одна из  наиболее достоверных версий это  религиозные распри. Установление  ханифитского мазхаба единственно верного в государстве  Сельджукидов подвергло преследованиям   последователей шафиитского мазхаба, религиозных направлений  мутаккалимов и мутазилитов к которым и причислили Хайяма. Был ли он яростным последователем одного из этих религиозных направлений мы не можем утверждать. Но абсолютно уверена, что  пытливый  ум  молодого ученного открыто проявлял к ним интерес. Достаточная ли это причина для гонения в то время?-Полагаю да.

Возможно, окружающих вводили в заблуждения стихи Хайяма. Но  если судить о нем, основываясь на его рубаи, то можно домыслить  о нем многое. В своих стихах  один день он был захидом, другой суфием и быть может кем –то  еще.

Освободись,  о сердце, от плена чувств земных,

От радостей любовных, от горестей пустых.

Иди к захидам, сердце, присядь на их порог…

         И ты, быть может,  станешь святым среди святых

Рубаи были его способом размышлений вслух, ответом, а быть может вопросом на то что  окружало, всплеском эмоций и порой, возможно необдуманных, но до чего ж красивых. Они стали специфическим средством выражения его мятущегося парадоксального духа. Вероятно, только поэтические строки, как и музыка, способны выразить достаточно полное звучание струн творческого человеческого духа. И даже если кого-то его четыре строчки возмущали, они  оказываются настолько емкими, что каждое поколение миллионов читателей на нашей планете находят в них свои мысли и чувства.  

И вот он  в Самарканде с рекомендацией к его первому покровителю кадию (судья) города Абу Тахиру - известному теологу шафиитского толка. Самарканд с богатыми библиотеками, покровительством светлых умов и достойным содержанием стали благодатной почвой и возможно единственным периодом в жизни Хайяма когда он был тем кем хотел быть - свободным ученным. Именно в Самарканде и чуть позже в Бухаре  он создал свои фундаментальные математические трактаты. Чтобы понимать о каком уровне научных исследований идет речь, отмечу лишь немногое. Хайям первый из математиков в мире заложил основы неевклидовой геометрии, впоследствии доработанной Н.И.Лобачевским. Хайям, впервые в истории математики, доказывает, что уравнения третьей степени не могут быть решены при помощи циркуля и линейки. Позже его открытия повторят Р. Декарт и П.Л.Венцель. Тот, кто не сведущ  в этих поприщах, эти результаты ни о чем не скажут. Но еще не один  ученный в мире до и после  сокрушенно повторит слова своего коллеги доктора физико-математических наук СССР А.П.Юшкевича: «Можно жалеть, что труды Хайяма остались неизвестны европейской математике XV-XVI веков. События сложились по-иному, и европейским ученым пришлось немало потрудиться, чтобы заново пройти тот путь, начало которому положил задолго до них великий восточный  математик».

Спустя время по повелению тогдашнего правителя Караханидского государства Шамс аль-Мулька Омар Хайям переезжает в Бухару. Историк аль-Бейхаки писал, что «…бухарский хакан Шамс аль-Мульк крайне возвеличивал его..». Шамс аль-Мульк стал первым правителем среди тех, кто ощутит на себе власть магнетической личности Хайяма. В Бухаре Омар Хайям прожил до начала 1074 года. В целом почти восемь лет провел он в Мавераннахре.

Слава одаренного ученного уходила  далеко за пределы Маверанаха и она вела его ко двору Малик шаха в Исфахан. Прежде чем  мы дальше последуем за Хайямом давайте спросим себя, а нужна ли была эта слава ученному, признание тех, кто каждый день был участником дворцовых интриг, кто был честолюбив и страстно желал  власти, хоть какой, хоть на один день и готов был ради нее на все. Полагаю, для Хайяма присутствие и участие в дворцовой жизни было вроде дани, которую он вынужден был платить за то, чтобы иметь средства работать, изучать и удовлетворять запросы своего ненасытного ума. Кабалы, которые он вынужден был на себя одеть. Может  это и привлекало сильных мира сего в нем – отсутствие желания  пойти на все, чтоб оторвать себе место под солнцем царской милости и урвать себе кусок посытнее. Они видели в Хайяме личность, которая не стиралась в их присутствии. А видели ли они, что они пупы земли лишь инструмент для изучения того, чего не ведают в руках  одержимого ученного?

В марте 1074 г. Хайям прощается с Бухарой. Позже где-то он напишет: «Ты оставляешь здесь самого себя, а может быть, только часть себя… нет, всего, целиком, того, каким ты был здесь и каким не был бы нигде в другом месте».

В Исфахане  его встречает Ришелье сельджукского государства  великий визирь Низам аль-Мульк. Эпитет великий был добавлен не для красоты слов, а поскольку таланты искусного государственного деятеля, символа своей эпохи заслуживают  рассмотрения его личности в отдельном материале. В Низам аль-Мульке Хайям увидел единомышленника. Могущественный друг, будучи в первую очередь искусным политиком приставил Хайяма надимом  к молодому эмиру. Надим – полудруг, участвующий во всех развлечениях государя,  полувельможа, все видящий, способный анализировать и  давать  «нужные советы».

Смею предположить, Омара раздражал бестолковый гогочущий шум многочисленной свиты молодого султана, отвлекающий от столь важных для него дел. Компенсировать эту нелегкую участь  надима Хайяму помогла работа в Исфаханской обсерватории. Позже именно разработки Хайяма и Ибн Сины (вы думали он только врачеватель?) станут для  выдающегося астронома Мирзо Улугбека  базой для его открытий.

Раньше понятия астролог и астроном не различались. Но не для Хайяма. Хайям-астроном, путем детальных расчетов создал календарь, точнее  григорианского, которым пользуются сейчас, на 7 секунд. Хайям астролог был вынужден заниматься созданием прогнозов для определения благополучных дат для походов королевской армии. Но к астрологии он относился как к делу, где больше важна интуиция.  

Хайям часто  сопровождал Малик-шаха  в его военных походах. И именно  вдали от дома возрастала его роль как придворного врача. Он называл себя учеником Сины и не расставался с  «Каноном врачебной науки». Кто знает, как повернулось бы русло истории, если б не спас он в одном из военных походов жизнь самому Малик шаху, а гораздо позже после его смерти жизнь его трем сыновьям, исцелив их от оспы. А быть может, стоило оказаться/показаться неспособным в своих врачебных навыках? Ведь столько бед потом ему принесут потомки Малик шаха. В борьбе за власть то один, то другой в зависимости от  того сторонник он или противник великого визиря Низам аль-Мулька будут высказывать к Хайяму, то благосклонность, то подвергать гонениям.  Хайям остается  совсем один в этот период. Без семьи, о ней почти ничего неизвестно. Сын Фатх по одной из версии умирает в младенчестве. Его детище Исфаханскую обсерваторию закрывают по приказу вдовы Малик шаха Туркан хатун, ненавидящей Хайяма лютой ненавистью. А жизнь единственного друга Низам аль-Мулька, унесет  одержимый «ассасин». Много вельмож тогда и возможно сам  отравленный Малик-шах стали жертвами одного из радикального исмаилитского ответвления, во главе которого стоял Мухаммад Саббах. Ассасины-убийцы не ведали страха, находясь постоянно в наркотическом опьянении,  они почти постоянно чувствовали рай, который им обещали в обмен на бездумное послушание. Хайяму приписывают крепкую дружбу с Саббахом. Но данное предположение  оказалось безосновательным.

Именно в этот сложный для себя период Хайям совершает паломничество в Мекку. И вот, пожалуй, мы подошли к самому болезненному вопросу «Был ли он циничным вероотступником?» и  «Попирал ли религиозные предписания?». И вот он ответ. Не только  вероотступником он не был,  но и вставку к имени «Гияс ад-дина» - помощник веры он получил благодаря своим глубоким  религиозным познаниям. 

 Хоть послушание я нарушал, господь,

Хоть пыль греха с лица я не стирал, господь,

Пощады все же жду: ведь я ни разу в жизни

Двойным единое не называл, господь. 

Рассказывают, что однажды имам Омар пришел к визирю Шихаб аль-Исламу Абд ар-Раззаку, сыну досточтимого богослова Абу-ль-Касима Абдаллаха ибн Али, племяннику Низами. У него был имам чтецов (Корана) Абу-ль-Хасан аль-Газзал. Они говорили о разночтении в каком-то стихе (Корана). Тогда Шихаб аль-Ислам сказал: «Обратимся к знающему», - и спросили об этом имама Омара. Тот указал виды различий в чтении и недостатки каждого из них упомянул противоречивые места и их недостатки, а затем предпочел один вид другим видам. Тогда имам чтецов Абу-ль-Хасан аль-Газзал сказал: «Да умножит Аллах подобных тебе среди ученых, сделай меня твоим слугой и будь благосклонен ко мне, ибо я не думаю, чтобы хоть один из чтецов в мире помнил бы это наизусть  и знал это, кроме одного мудреца».

«Ад и рай – в небесах», - утверждают ханжи.

Я, в себя заглянув, убедился во лжи:

Ад и рай – не круги во дворце мирозданья,

Ад и рай – это две половины души.

Кого ж и почему он тогда  так откровенно дразнит в своих четверостишиях, давая повод назвать себя вероотступником?  Для того чтоб понять это достаточно  узнать в какое время жил Хайям. Особенность ислама того периода заключалась в относительной терпимости к иудеям, христианам, зороатрийцам и одновременно в неутихающей ожесточенной, порой кровопролитной борьбе одних сект против других, одних мазхабов с другими. Последователи каждого направления претендовали на то, чтобы  стать единственно верным бескомпромиссным и часто жестоким судьей и критиком человеческих судеб. Хайям человек глубоко мыслящий и чувствующий бездумно и смело бросает вызов консервативным факихам,  ортодоксам сунны и врагам познания. В чеканных строках рубайята поэт-философ высказал во весь голос всю свою разящую иронию и едкий сарказм в отношении этих врагов свободомыслия, столпов невежества и  нетерпимости.

 О мудрец! Если тот или этот дурак

Называет рассветом полуночный мрак –

Притворись дураком и не спорь с дураками.

Каждый, кто не дурак, - вольнодумец и враг!

«Пьющий» для поэта стал символом освободившегося, думающего человека. Было бы в то время другое по силе оружие против религиозного бесчинства, Хайям использовал бы именно его. Какая еще красная тряпка для быка могла быть в руках такого незаурядного человека?

Нам с гуриями рай сулят на свете том

И чаши, полные пурпуровым вином.

Красавиц и вина бежать на свете этом

Разумно ль, если к ним мы все равно придем? 

Нет, Хайям не отрицает  Бога. Он постоянно разговаривает с ним. Разве мог он разговаривать с тем, чье существование не признавал?  Но разговор этот складывается несколько по иному, чем у других. Хайям желает познать его, но не наполовину, а целиком. И как человек, чье оружие - интеллект. Он пытается сначала использовать именно его.

          Несовместимых мы всегда полны желаний:

В одной руке бокал, другая – на Коране.

И так вот мы живем под сводом голубым,

                                                                    Полубезбожники и полумусульмане.

 Потеряв все в Исфахане, Хайям возвращается в свой родной город Нишапур, где проживет оставшиеся годы. Но и здесь его преследует осуждение и ненависть. Все громче на публичных религиозных диспутах его обвиняли в батынитской ереси, неуважении к шариату, неверии. Когда он проходил по улицам, многие с ненавистью сплевывали, порой кидали в него камни, раздавались открытые угрозы. Омар  игнорирует толпу…. Диалог с Всевышним  гложет ученного каждую секунду его жизни.

           Удивления достойны поступки творца!

Переполнены горечью наши сердца,

Мы уходим из этого мира, не зная

Ни начала, ни смысла его, ни конца.

Чем старше становится ученный, тем к большему смирению он приходит. Остаток жизни, проведенный в Нишапуре  становится  временем подведения  итогов насыщенной событиями, идеями, разочарованиями жизни,  размышлений о своей судьбе, своем конечном предназначении в этой жизни. Скорее всего, именно в этот период, между 1104 и 1110 годами, Омар Хайям пишет своего рода философское завещание – «Трактат о всеобщности существования».

В своей главной философской работе ученный прекращает попытки понять Абсолют разумом. «Только глубокая интуиция может достичь того вдохновения, которое удовлетворяет совершенную душу и с помощью которого она вкушает наслаждения высокого разума». Задача для совершенного человека заключается в том, чтобы быть свободным от мира вещей и подчинить телесную форму существования абсолютной.

 Так как вечных законов твой ум не постиг –

Волноваться смешно из-за мелких интриг,

Так как Бог в небесах неизменно велик –

Будь спокоен и весел, цени этот миг.

Хайям признает Абсолют – познаваем, но это познание – относительно, как и все остальное в этом мире. Человек может и должен познавать Абсолют, но при этом Аллах – Абсолют всегда будет оставаться загадкой для человека.

В свой диалог с Аллахом Хайям не допускает никого. Относительно нежелания иметь посредников в этом вопросе, его убеждения близки с суфийскими. Суфийские шейхи утверждали: «Истинная мечеть – это сердце мусульман», «Если хочешь найти Аллаха – ищи его в своем сердце», «Не смотри на луну через ее отражение в воде, а смотри в небо».

Как видите, Омар уделял большое внимание поиску Бога  внутри себя. Истинное понимание вещей, духовное самосовершенствование вот  путь по которому он шел к Всевышнему. Он считал истинное осознание, ценнее слепого следования предписаниям. А как еще мог понимать веру такой человек как Хайям. Только ответив лично на все вопросы, и даже придя к смирению перед Всевышним, он сделает это сам, как к результату его духовного пути, никем не навязанным.

Внутреннему миру человека Омар  уделяет постоянное внимание в своих философских трудах. Следуя ему, именно мышление человека в действительности определяет тот мир, который его окружает. Мир, который видит человек – это мир, существование которого «возможно только в воображении людей». Но это не просто некий воображаемый, чисто субъективный мир, а часть реального мира, срез его, который определяется мышлением человека.

   В мире временном, сущность которого – тлен,

Не сдавайся вещам несущественным в плен,

Сущим в мире считай только дух вездесущий,

Чуждый всяких вещественных перемен.

Вот мы и подошли к моему маленькому открытию Хайяма как просвещенного психоаналитика. Идеи тиражами, предлагаемые  самыми популярными бестселлерами о человеческой психологии и духовном самосовершенствовании, были  идеально раскрыты Хайямом. Сомневаюсь, что тогда  его размышления были поняты большинством. Но сейчас мы видим в его суждениях о том, что внешнее есть отражение лишь внутреннего один из главных столпов гармоничного существования. Все что с нами происходит есть результат лишь того, что мы думаем о себе и об этом мире.

      Жизни стыдно за тех, кто сидит и скорбит,

Кто не помнит утех, не прощает обид.

Пой, покуда у чанга не лопнули струны!

Пей, покуда об камень сосуд не разбит!

«Человек подобен Универсуму – он бесконечно противоречив и сложен, целостен и уникален, потенциально свободен и загадочен». Хайям заявляет, что внутренний мир человека имеет весь арсенал возможностей сделать свой мир таким, каким он хочет.

 Мы источник веселья – и скорби рудник,

Мы вместилище скверны – и чистый родник.

Человек, словно в зеркале мир, - многолик.

Он ничтожен – и он же безмерно велик!

Хайям приходит к выводу для  того чтобы суметь достичь душевной гармонии, нужно жить сегодняшним днем. Когда человек тоскует о прошлом, мечтает о будущем, он тратит время настоящего: в это время он не живет в полном смысле слова, он имитирует жизнь. Прошлое – не вернешь. Беспокоиться о будущем – бессмысленно, ведь реальная жизнь в настоящем – это более эффективная предпосылка созидания будущего.

 Словно ветер в степи, словно в речке вода,

День прошел – и назад не придет никогда.

Будем жить, о подруга моя, настоящим!

          Сожалеть о минувшем – не стоит труда.

Если единственное, что у тебя есть это этот миг, то твое счастье лежит к любви к этому мигу, к тому, что ты имеешь здесь и сейчас, отказавшись от воспоминаний и ожиданий.  

          Вот снова день исчез, как ветра легкий стон,

Из нашей жизни, друг, навеки выпал он.

Но я, покуда жив, тревожиться не стану

О дне, что отошел, и дне, что не рожден.

Важное место в системе мироощущения Хайяма занимает тема не просто настоящего, а тема именно мгновения, мига. Бесконечное время протекло до появления человека на свет. Бесконечное время протечет после его смерти. И по сравнению с вечностью в нашем трехмерном пространстве не только месяцы и годы, но даже и века не более чем мгновенье. Вся человеческая жизнь перед лицом вечности – это только мгновенье, но человек в одном миге может ощутить вечность. И для Хайяма это очень важный пункт: целостность мига, мгновения – это то же самое, что и целостность вечности.

 От веры к бунту – легкий миг один.

От правды к тайне – легкий миг один.

Испей полнее молодость и радость!

Дыханье жизни – легкий миг один. 

Хайям замечает, что трудность ощутить и насладиться жизнью лежит  в том, что своем каждодневном поведении, мышлении, чувствах человек постоянно стремится забыть  о том, что он смертен. Он в страхе бежит бессознательно от этой мысли. И возникает определенный парадокс: человек живет, действует, любит, мыслит так, будто он бессмертен. А ведь иллюзорная идея бессмертия рождает предательскую безответственность и неблагодарность в человеке. Люди с лихвой тратят свою жизнь на недовольство и обиды - ну и что, у них еще будет время все исправить, в затерянном «завтра» они успеют насладиться жизнью.  Они  подражают друг другу и не созидают себя – они же «бессмертны».

И если вы, имея на то право, упрекнете  Хайяма в игнорировании  присущих человеку слабостях и эмоциях. «Как же без них?», «Можно ли быть все время довольным?». Он вам ответит «Страдайте – не захлебываясь в горе и несчастьях; сомневайтесь – но не повторяясь; живите – но каждую минуту; мыслите – но только через себя и только по-своему; оставайтесь собой – даже падая в бездну вечности».

          Мне свят веселый смех иль пьяная истома,

         Другая вера мне иль ересь незнакома.

         Я спрашивал судьбу: «Кого же любишь ты?..»

         Она в ответ: «Сердца, где радость вечно дома». 

На 83 году жизнь Омар Хайям ушел к тому с кем так долго вел беседы, с кем спорил и в кого несмотря ни на что верил…

Аль-Бейхаки рассказывает в свой последний день жизни: «…Омар Хайям чистил зубы золотой зубочисткой и внимательно читал метафизику из книги «Исцеления» Ибн Сино. Когда он дошел до главы о едином и множественном, он положил  зубочистку между двумя листами и сказал: «Позови чистых, чтобы я составил завещание». Затем он поднялся, помолился и после не ел и не пил. Когда он окончил последнюю вечернюю молитву, он поклонился до земли и сказал, склонившись ниц: «О боже мой, ты знаешь, что я познал тебя по мере моей возможности. Прости меня, мое знание тебя – это мой путь к тебе. И умер».

Он почувствовал не только свою смерть, но  задолго до нее он где- то сказал: «Моя могила будет расположена в таком месте, где каждую весну северный ветер будет осыпать надо мной цветы». И какого было удивление  паломников приходивших к его могиле, когда, подходя ближе, они видели ее усыпанной белыми лепестками цветущего неподалеку миндаля.

К окончанию прочтения статьи  получилось ли у вас создать образ великого Хаяйма? У  меня до сих пор нет! Даже прочтя его автобиографии, его труды и рубаи для меня этот человек остался невероятно притягательной загадкой. Его называли то материалистом, то правоверным мусульманином, то суфием, то исмаилитом, то рационалистом, то атеистом. Но не одно заключение не увенчалось успехом. Невозможно повесить ярлык на человека-вселенную, на человека – звезду, чью яркость сложность измерить. Хайям предвидит догадки поколений, и как будто останавливая нас с вами в этих рассуждениях пишет: «Я есмь я. И болтайте себе, что хотите: Я останусь Хайямом. Воистину так!». Больше, пожалуй, мне нечего добавить пока…

©2015 MadeIN.uz All rights reserved